Источник продолжает внимательно следить за резонансным делом программиста Вячеслава Климова, обвиненного в убийстве его сестры Галины летом 2021 года. Судебный процесс, имевший явно обвинительный подтекст, закончился вердиктом коллегии присяжных: «виновен, снисхождения не заслуживает».
На основании этого вердикта судья Элеонора Офтаева приговорила Вячеслава Климова к 9 годам и 10 месяцам лишения свободы (сторона обвинения просила 10 лет) с отбыванием наказания в колонии строгого режима и двум годам ограничения свободы после. Защита Климова подала апелляционные жалобы в вышестоящую инстанцию.
«В апелляционных жалобах защита указывала на существенные нарушения УПК при рассмотрении данного дела, такие как лишение защиты возможности участвовать в исследовании доказательств, лишение защиты возможности донести до присяжных большое количество доказательств непричастности осужденного по причине «нецелесообразности», отказ в допросах приглашенных специалистов по надуманным основаниям, отказ исключить откровенно сфальсифицированные доказательства из числа допустимых, удаление присяжных для постановки вердикта в ночное время и прочее. Также в распоряжении защиты имелась информация, что несколько кандидатов в присяжные заседатели сообщили о себе недостоверные сведения, а один из кандидатов, возможно, имеет судимость», – пояснил адвокат Андрей Богомолов, представляющий интересы Вячеслава Климова.
Презумпция виновности
В ноябре судебная коллегия Московского областного суда в составе председательствующего судьи Т.В. Бондаренко, судей Н.В. Глазыриной, А.В. Антонова рассмотрела их – и оставила приговор без изменения, а жалобы потерпевшего и его представителя, осужденного и его адвокатов – без удовлетворения.
Поскольку в зале суда была оглашена лишь резолютивная часть апелляционного определения, было неясно, какой логикой руководствовалась судебная коллегия, принимая решение отказать в отмене приговора и передаче уголовного дела на новое судебное рассмотрение с участием присяжных заседателей в ином составе суда со стадии предварительного слушания. Поэтому мы решили дождаться появления мотивировочной части, которая могла бы эту логику прояснить. Теперь этот документ имеется в распоряжении редакции и, ознакомившись с ним, приходится констатировать, что логика в апелляционном определении если и присутствует, то лишь формально.
«Проверив материалы уголовного дела, обсудив доводы апелляционных жалоб и поданных возражений, выслушав мнение сторон» (цитата), судебная коллегия пришла к следующим выводам:
- нарушений уголовно-процессуального закона, влекущих отмену приговора суда с участием присяжных заседателей, при рассмотрении судом данного дела допущено не было;
- формирование коллегии присяжных заседателей проведено с соблюдением требований ст. 328 УПК РФ, уголовное дело было рассмотрено законным составом суда;
- фактов систематических грубых нарушений со стороны обвинения и бездействия судьи не усмотрено;
- судебное разбирательство по настоящему уголовному делу проведено полно, всесторонне, с соблюдением принципов состязательности, равноправия сторон и презумпции невиновности, с учетом особенностей, предусмотренных для данной формы судопроизводства. В судебном заседании исследованы все имеющие значение для исхода дела доказательства, представленные сторонами, разрешены все заявленные ими ходатайства. Необоснованных отказов в исследовании доказательств, нарушений процессуальных прав участников, повлиявших или способных повлиять на вынесение вердикта коллегии присяжных заседателей, по делу не допущено;
- вопросы об участии в судебном заседании представителей СМИ были разрешены в судебных заседаниях, и с учетом мнения сторон в проведении видеосъемки было отказано…
И так далее. Словом, по мнению судебной коллегии Московского областного суда, процесс по делу Вячеслава Климова был проведен абсолютно правильно. То, что представитель стороны обвинения Татьяна Кондратюк явно выходила за рамки допустимого, позволяя себе негативные высказывания в адрес подсудимого и потерпевшего, а судья никак на это не реагировала (свидетелем чего был наш журналист, присутствовавший почти на всех судебных заседаниях) – проигнорировано.
С коллегией присяжных заседателей, в которую на этапе отбора (при условии случайной (!) выборки) дважды заявлялись одни и те же четыре человека и трижды – одни и те же два человека, и в результате четверо вошли в состав заседателей – тоже все хорошо. То, что сторона защиты на тот момент не обладала информацией о возможной недостоверности предоставленной кандидатами информации о себе, в том числе о предполагаемой судимости у одного из них, и потому не заявила отвод – проигнорировано.
То, что судьей было отказано стороне защиты практически во всех (за редким исключением) ходатайствах на основании возражений стороны обвинения об их «нецелесообразности», в то время как практически все ходатайства обвинения исправно принимались во внимание – проигнорировано.
К перечисленному выше стоит добавить, что накануне вынесения приговора Вячеславу Климову на одном из федеральных телеканалов вышел тенденциозный репортаж, подробно излагающий позицию обвинения. И что же это, если не попытка сформировать у коллегии присяжных заседателей негативное отношение к подсудимому?
Таким образом, после изучения мотивировочной части апелляционного определения можно предположить, что судебная коллегия к доводам защиты отнеслась формально, а с материалами дела ознакомилась лишь поверхностно. Однако и не нужно было читать подробно все 22 тома уголовного дела – достаточно было отнестись с вниманием к содержащимся в нем ключевым документам, а именно к протоколу обнаружения тела, который даже неподготовленного человека наводит на мысль, что преступление могло быть совершено в другом месте: Галину, еще живую или только что убитую, могли на это место принести. Заслуживают внимания и результаты экспертиз, прямо и однозначно исключающих причастность Вячеслава Климова к смерти сестры. Обнаруженные на ее теле следы принадлежат неустановленным лицам, однако следствие почему-то даже не попыталось их установить, вместо этого настаивая на «единственно правильной» версии убийства. Одних этих фактов уже было бы достаточно, чтобы вызвать сомнение в виновности Климова и отправить дело на пересмотр. Но это не было сделано.
«Подобные обстоятельства уже неоднократно являлись предметами обжалования по иным делам и существует сложившаяся практика в том числе и Верховного суда РФ о том, что подобные нарушения являются безоговорочным основанием для отмены приговора.
Однако Московский областной суд устранился от рассмотрения и исследования указанных доводов, которые являются ключевыми. Апелляционное определение содержит лишь общие формулировки без каких-либо объективных и подтвержденных материалами дела аргументов.
В настоящее время защита готовится к кассационному обжалованию», – прокомментировал ситуацию адвокат Андрей Богомолов.
Видимость правосудия
«Если вы хотите реальной состязательности, равноправия сторон, презумпции невиновности, права на защиту и влияния защиты в суде, то вам нужен суд присяжных», – утверждал Сергей Пашин, федеральный судья в отставке, кандидат юридических наук, заслуженный юрист РФ и один из инициаторов внедрения (точней, возвращения) суда присяжных в России. Идея, что и говорить, прекрасная, да только похоже, что мечты об идеальном правосудии вновь разбились о суровую действительность.
Явный обвинительный уклон российского правосудия давно уже вызывает тревогу правозащитников и неоднократно становился предметом обсуждения и в Общественной палате РФ, и в Совете Федерации – но в действительности ничего не меняется. В самом деле, кому из сотрудников «Системы» (назовем это так) захочется отказаться от перспективы практически гарантированного осуждения обвиняемого – портить себе отчетность и лишаться премий и очередных званий? Следователю, прокурору? Весьма и весьма сомнительно.
Было бы желание, а способ привести присяжных к вынесению нужного вердикта имеется, и наш корреспондент наблюдал его воочию в ходе процесса по делу Вячеслава Климова в суде первой инстанции. Выглядело это примерно так:
«Стороны не вправе в присутствии присяжных заседателей в том числе сообщать сведения, характеризующие личность подсудимого, потерпевшего, ссылаться на доказательства, которые не исследовались в их присутствии в судебном заседании, оспаривать или подвергать сомнению законность получения допустимых доказательств, высказывать свое мнение о недостатках проведенного предварительного следствия по делу, при допросе свидетелей, подсудимого задавать вопросы, касающиеся законности и процедуры производства, следственных действий и получения доказательств, о действиях следователя, прокурора при расследовании уголовного дела, ссылаться на обстоятельства произведенных следственных действий и получение доказательств, в том числе о добровольности дачи показаний, говорить о необходимости оправдания подсудимого за отсутствием в его действиях состава преступления, при допросе свидетелей, подсудимого задавать вопросы, касающиеся законности и процедуры производства следственных действий, получения доказательств, задавать вопросы юридического характера, сообщать присяжным заседателям о нарушении прав подсудимого, потерпевшего, свидетелей и других участников уголовного судопроизводства», – напоминала судья Элеонора Офтаева в начале каждого заседания.
Целый список «не вправе», и трактовать его судья может на свое усмотрение, так что все доводы защиты разбивались об эту глыбу «нельзя», а те, что адвокатам все же удавалось довести, нивелировались комментарием судьи «не принимать во внимание». А что же тогда можно доводить до присяжных и принимать во внимание? Доводы обвинения, конечно. Таким образом коллегия присяжных становится заложником процедуры представления доказательств: они подаются в строгой дозировке, с нужной стороны и в нужном ракурсе. Факты, могущие вызвать хотя бы сомнение в виновности подсудимого, попросту не доводятся до присяжных или, по указанию судьи, не принимаются во внимание. Так какая же еще картина может получиться в итоге, кроме как «виновен, снисхождения не заслуживает»?
Такой процессуальный выверт сводит к нулю саму идею суда присяжных: о какой «реальной состязательности, равноправии сторон, презумпции невиновности, праве на защиту и влиянии защиты в суде» вообще можно говорить в таких обстоятельствах? Но «Систему» такое положение вещей, похоже, вполне устраивает.